Неточные совпадения
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась говорить о премудростях просто, как о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали
свободы духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет в ней никакой иной точки опоры для человека, кроме его вымысла.
— Все — программы, спор о программах, а надобно
искать пути к последней
свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
Реформация и революция были сами до того испуганы пустотою мира, в который они входили, что они
искали спасения в двух монашествах: в холодном, скучном ханжестве пуританизма и в сухом, натянутом цивизме республиканского формализма. Квакерская и якобинская нетерпимость были основаны на страхе, что их почва не тверда; они видели, что им надобны были сильные средства, чтобы уверить одних, что это церковь, других — что это
свобода.
Беспокойный дух мой
искал арены, независимости; мне хотелось попробовать свои силы на
свободе, порвавши все путы, связывавшие на Руси каждый шаг, каждое движение.
Огромная масса людей совсем не любит
свободы и не
ищет ее.
То было время очень большой
свободы творчества, но
искали не столько
свободы, сколько связанности творчества.
Я стал христианином не потому, что перестал верить в человека, в его достоинство и высшее назначение, в его творческую
свободу, а потому, что
искал более глубокого и прочного обоснования этой веры.
Философия должна быть свободной, должна
искать истину, но именно свободная философия, философия
свободы приходит к тому, что лишь религиозно, лишь жизни цельного духа дается истина и бытие.
Конечно, в манерах наших женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле есть замечательные исключения) нельзя
искать той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [той утонченности, той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них есть непринужденность жеста и очень большая
свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень большую цену.
— А если я все-таки еду обратно, — продолжал Нилов, — то… видите ли… Здесь есть многое, чего я
искал, но… этого не увезешь с собою… Я уже раз уезжал и вернулся… Есть такая болезнь… Ну, все равно. Не знаю, поймете ли вы меня теперь. Может, когда-нибудь поймете. На родине мне хочется того, что есть здесь…
Свободы, своей, понимаете? Не чужой… А здесь… Здесь мне хочется родины…
— Дайте нам, простым людям, достаточно
свободы, мы попытаемся сами устроить иной порядок, больше человечий; оставьте нас самим себе, не внушайте, чтоб давили друг друга, не говорите, что это — один закон, для нас и нет другого, — пусть люди
поищут законов для общей жизни и борьбы против жестокости…
— Что ж вам до этого? Пусть говорят. На погосте живучи, всех не переплачешь, на свете маясь, всех не переслушаешь. В том и вся штука, чтобы не спутаться; чтобы, как говорят, с петлей не соскочить, не потерять своей
свободы, не просмотреть счастья, где оно есть, и не
искать его там, где оно кому-то представляется.
Свобода! он одной тебя
Еще
искал в пустынном мире.
Страстями чувства истребя,
Охолодев к мечтам и к лире,
С волненьем песни он внимал,
Одушевленные тобою,
И с верой, пламенной мольбою
Твой гордый идол обнимал.
Свершилось… целью упованья
Не зрит он в мире ничего.
И вы, последние мечтанья,
И вы сокрылись от него.
Он раб. Склонясь главой на камень,
Он ждет, чтоб с сумрачной зарей
Погас печальной жизни пламень,
И жаждет сени гробовой.
Что я имел повод питать в этом отношении сомнения — в этом убеждал меня батюшка. Даже и он отозвался обо мне как-то надвое. Сначала сказал: доброкачественно, а потом присовокупил: только вот «
свобода»… Только? И это, так сказать, с первого взгляда, а что же будет, если
поискать вплотную? Да, «мудрый» так не поведет дела, как я его вел! «мудрый» покажет, что нужно, — и сейчас в кусты! А я? Впрочем, что же я, в самом деле, такое сделал?
Когда, в мастерской, я начинал рассказывать о том, что есть люди, которые бескорыстно
ищут путей к
свободе, к счастью народа, — мне возражали...
«Я знаю, где вы. Там вы, с вашим любовником, конечно, счастливее, чем были с вашим мужем. Участь ваша решена: я вас не стесняю более, предоставляю вам полную
свободу; вы можете оставаться там сегодня, завтра и всю жизнь. Через час я пришлю к вам ваши вещи. Я не хочу вас ни укорять, ни преследовать; может быть, я сам виноват, что осмелился
искать вашей руки, и не знаю, по каким причинам, против вашего желания, получил ее».
Разрывается душа моя надвое: хочу оставаться с этими людьми, тянет меня идти проверять новые мысли мои,
искать неизвестного, который похитил
свободу мою и смутил дух мой.
— Вам снова, — говорит, — надо тронуться в путь, чтобы новыми глазами видеть жизнь народа. Книгу вы не принимаете, чтение мало вам даёт, вы всё ещё не верите, что в книгах не человеческий разум заключён, а бесконечно разнообразно выражается единое стремление духа народного к
свободе; книга не
ищет власти над вами, но даёт вам оружие к самоосвобождению, а вы — ещё не умеете взять в руки это оружие!
Сытость числится радостью и богатство — счастием,
ищут люди
свободы греха, а
свободы от греха не имеют.
— Не понимаю, что за охота у людей жениться! — сказала она,
ища вокруг себя носовой платок. — Жизнь так коротка, так мало
свободы, а они еще связывают себя.
Который даровал
свободуВ чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота
искать;
Который воду разрешает,
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить...
Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,
Старик ли медленный шагает за сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы —
Ответа я
ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: «В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода наконец внесла ли перемену
В народные судьбы? в напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев...
Если бы ему стоило чего-нибудь возвращение своей
свободы и он не
искал бы ее, этого самого дорогого для человека естественного права, отличающего человека от животного, то я понимаю, что он мог бы предпочесть безопасность и удобство жизни борьбе за
свободу.
Народ, который может быть свободным, отдает сам свою
свободу, сам надевает себе на шею ярмо, сам не только соглашается с своим угнетением, но
ищет его.
Ко времени пикника сердце барона, пораженное эффектом прелестей и талантов огненной генеральши, будет уже достаточно тронуто, для того чтоб
искать романа; стало быть,
свобода пикника, прелестный вечер (а вечер непременно должен быть прелестным), дивная природа и все прочие аксессуары непременно должны будут и барона и генеральшу привести в особенное расположение духа, настроить на лад сентиментальной поэзии, и они в многозначительном разговоре (а разговор тоже непременно должен быть многозначительным), который будет состоять большею частию из намеков, взглядов, интересных недомолвок etc., доставят себе несколько счастливых, романтических минут, о которых оба потом будут вспоминать с удовольствием, прибавляя при этом со вздохом...
Свободе ангелов было предоставлено самоопределиться в отношении к Богу, причем промежуточное состояние неверия или неведения было для столь совершенных существ духовных вообще исключено: ангелы непосредственно знают Бога, им предоставлено лишь любить Его или Ему завидовать,
искать же Бога свойственно только человеку.
В царственной
свободе, предоставленной человеку, полноте его богосыновства ему предоставлено самое бытие Бога делать проблемой, философски
искать Его, а следовательно, предоставлена и полная возможность не находить и даже отвергать Его, т. е. вместе с философским благочестием заложена возможность и философского нечестия.
Елизавета не отличалась ни блестящими свойствами ума, ни политическими способностями; она любила удовольствия, любила роскошь, мир, тишину, была беспечна, ленива и, как известно, не
искала престола, желая лишь одного: полной
свободы действий в частной жизни.
Мне остается просить вас, чтобы вы берегли свое здоровье, а я, как только получу
свободу, буду
искать вас по всему свету и отыщу, чтобы служить вам.
Он
ищет спасения от необходимости природы в
свободе космоса.
И Конфуций, и Будда, и стоики, и все мудрецы мира
искали покоя для человека,
свободы от традиция и муки.
Мозг в ней по-прежнему
ищет новой работы, кровь волнуется во имя светлых идей и творческих образов, увлечения молодости служат материалом для художественного воспроизведения жизни; сердца ее бьются в унисон со всем лучшим, что французская нация выработывает в лице своих бойцов за
свободу ума, человечные права и общественную правду.
При этом неизбежно
ищут причины зла и причины
свободы.
Возри на беспредельно поле,
Где стерта зверства рать стоит:
Не скот тут согнан поневоле,
Не жребий мужество дарит,
Не груда правильно стремится, —
Вождем тут воин каждой зрится,
Кончины славной
ищет он.
О воин непоколебимой,
Ты есть и был непобедимой,
Твой вождь —
свобода, Вашингтон.
Свобода для него есть и антроподицея и теодицея в ней нужно
искать и оправдания человека и оправдания Бога.
Человек, целиком еще пребывающий в религиозных эпохах закона и искупления, не сознает
свободы своей творческой природы, он хочет творить по закону и для искупления,
ищет творчества как послушания.
И вместе с тем человек
ищет последней, предельной
свободы.
Наука и искусство, право и государство, социальная справедливость и
свобода, половая любовь, техника — все то, чем живет современный человек и от чего не может отречься, должно быть евангельски оправдано для того, кто
ищет Христовой правды.
И не должно ли
искать разрешения вековечной темы о
свободе в том, что Христос не только Истина, которая дает
свободу, но и Истина о
свободе, свободная Истина, что Христос есть
свобода, свободная любовь.
Мы приходим к неизбежности возродить духовные основы нашей жизни и
искать внутренних источников
свободы.
И нравственный источник отрицания прав, гарантирующих
свободу, нужно
искать в слабости сознания обязанности и в неразвитости личного достоинства.
То самое, чем он прежде мучился, чего он
искал постоянно, цель жизни, — теперь для него не существовала. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него, не в настоящую только минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это-то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание
свободы, которое в это время составляло его счастие.
Выше воли народной стоит воля Божья, и лишь в воле Божьей нужно
искать гарантии того, что права человека и
свобода человека не будут раздавлены и растерзаны.
— Но зачем эти тайны? Отчего же он не ездит в дом? — спрашивала Соня. — Отчего он прямо не
ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную
свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины?